ЗА ЧТО?

Был небосвод прозрачно-синим,
когда в примолкнувшем лесу
срубили белую осину,
сгубили светлую красу.
За что, почто?..
Никто не знает -
лишь только слышало зверье,
как билась горькая, стеная,
когда топор вошел в нее.
Она, простушка, той зарею
сережки в первый раз надев,
умылась доброю росою
и стала павой меж дерев!
Тебе сиять красой зеленой,
звенеть ручью у ног твоих,
к тебе тянуться будут клены...
Блеснул топор,
и - ветер стих...
И по железной мертвой сини
скатилась красная роса...
За что, почто?..
Дрожат осины.
Редеют на земле леса...

ВЕСНА ИДЕТ

Усталой походкой
весна идет -
ей каждый шаг дается трудом:
встает на дыбы
супротивник-лед,
подранок-метель
бьет слепым крылом...
Но в рощах уже хлопочут грачи,
туманятся зори у ильменей,
и, в лужице крылышки намочив,
- Жив-жив, я - жив! -
кричит воробей;
и солнце
лучам потеряло счет,
поля от проталин
стали рябыми.
Еще немного -
и сад запоет:
время цветения неодолимо!

ЧЕРЕШНЯ

Неокрепшее деревце
знойной порой
человек напоил
ключевою водой.

Может дни,
может, годы
прошли незаметно,
но однажды в апреле
порою рассветной
белоснежное платье
надела черешня,
и пчела прилетела -
колхозница здешняя;
вслед за первой
вторая спешила
и третья:
хлопотали весь день,
опыляя соцветья.

А в июне
Аленка,
росу отряхая,
вместе с милым
черешни рвала,
напевая
о былинке,
с которою знойной порой
человек поделился живою водой...

ДРУЖБА

От горшка два вершка дубок,
а во всем на отца похожий:
и листочки откинул вбок,
и, как батюшка, темнокожий.

Поселили его в степи,
где от зноя песок дымится.
А дубочку хочется пить
и от ветра надо укрыться...

Будет время, он вширь и ввысь
богатырский шатер раскинет.
Вот тогда, суховей, держись!
Одолей попробуй, пустыня!

Но пока он еще не дуб,
он - малыш,
неокрепший прутик...
Трудно...
Вот суховей подул,
жаркий прах по дорогам крутит.

И пшеница помочь спешит -
закрывает его собою:
ей, спетнячке, за лесом жить,
как за каменною стеною!

ЛЕДОПОЛЬЕ

Всю зиму ворочалась подо льдом
река -
беспокойная дочь земли,
и, скованной,
снился ей
вольный гром,
и парус неба
в звездной пыли...
Истосковалась за зиму она,
не терпится ей:
теплоходы мчать,
плоты нести на крутых плечах,
тетешкать лодочки на волнах!..
Не страшно,
что падает мокрый снег,
что утром
морозцы еще кряхтят.
С пригорков,
рассыпав серебрянный смех,
на помощь Волге
ручьи летят!..

ВРЕМЯ

Неумолимо ждет за дверью
торопит, в вечность уходя...
Оно - и вера, и безверье,
секунда,
капелька дождя.
Ах, время-времечко!..
Мне ныне
во всем видны его следы:
оно - в льняных кудряшках сына
и в волосах моих седых.
Летит оно.
Возврата нету.
И ты спеши,
ты торопись,
иначе -
каплей неприметной -
падет,
бесследно канув,
жизнь!

СПОКОЙНО ШУМЕТЬ БЕРЕЗАМ

Когда становилась белесой
от первых зазимков трава -
сельчане из ближнего леса
возить начинали дрова...
И падали навзничь березы,
и хекал поспешно топор:
подзимки,
а там и морозы,
кряхтя,
заберутся во двор;
и встанут над избами дымы -
по цвету березам сродни.
Прихмурится небо над ними
и с небом сольются они...
Тепло, хорошо на полатях,
но мама,
гремя чугунком,
вдруг молвит:
- Вот лес поистратим,
чем станем топиться потом!..
Конек-горбунок безотказный -
топор,
навостренный нуждой,
крушил березняк непролазный,
подлесок губил молодой.
Казалось,
спасения нету,
казнят,
уничтожат леса...
Но вот -
соловьиным рассветом -
у нас начались чудеса. -
На взлобке,
среди мелкелесья,
бетон повенчав со стеклом,
как в дедовской сказке,
как в песне, -
возник удивительный дом!
- Погибель! -
шептали старухи. -
От атомной смерти помрем... -
Каких только не было слухов!
Но я-то пишу не о том,
что было да сплыло,
что нынче
навеки быльем поросло.
АЭС -
стало словом привычным,
АЭС -
это свет и тепло!..
АЭС -
это в рощах кудлатых
берез молодой разговор...
В краю,
где работает атом, -
деревьям не страшен топор!..

ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ

Трава на лугах отволгла,
зарозовел песок.
Светало,
когда над Волгой
прозрачно запел гудок.
Это для Гидгограда
"Дзержинский" с верхов привез
в трюмах своих прохладных
рощу белых берез.
В грубых пеленках рогожных
рядком деревца лежат.
Прижав к груди,
осторожно
выносят их,
как ребят,
на берег,
где ветер пыльный
мечется, осерчав,
где новые автомобили
на малом газу ворчат...

Березки уселись в кузове
тесно -
тесней нельзя! -
Ладонями заскорузлыми
водитель баранку взял.

...За Волгой
сияньем розовым
полнится даль степей.
Над ветлами,
над березами,
над мирной землей моей -
встает,
шагает проворно
день новых жарких работ...

Веселым баском моторы
славят его приход...

А ДАЛЬШЕ - МОРЕ

Вода рождается в потемках:
но к свету выбьется родник,
и, словно маленький в пеленках,
захлюпает,
заплачет звонко,
и рассмеется в тот же миг...
Он побежит,
земли касаясь,
еще нехоженым путем,
и, небу не в укор,
не в зависть,
купаться солнце станет в нем.
Потом ручей с ручьем сбегутся -
и вот уж речке нужен плёс,
и не успеешь оглянуться -
запел тростник,
пустился в рост!
А там опять -
за встречей встреча:
реки с ручьем,
ручья с рекой,
и волны берегу лепечут,
что речку звать уже Окой!
И ручеек, землей рожденный,
под солнцем путь свершая свой,
становится Днепром,
и Доном,
и Волгой матушкой-рекой!..

АНИСОВЫЙ РАССВЕТ

В хвалынских садах
не растут апельсины,
не зреют бананы -
климат не тот!
Но как здесь привольно
дикарке малине,
и как здесь анис
на пригреве цветет...
Он ждет своего
чуть хмельного рассвета,
мгновенья,
когда, тишину оглушив,
засвищут,
защелкают,
грянут приветно
веснянку
пернатые малыши,
и волны травы
закачают поляны,
и пчелы слетят
на созвездья цветов,
и сердце...
Но я вам о сердце
не стану, -
что с сердцем случится,
понятно без слов.
И тут соловей
соловьихе невзрачной
почнет рассыпать
наговорный огонь.
И кто-то вздохнет,
кто-то добрый заплачет,
а кто-то с улыбкой
обнимет гармонь...
И пусть здесь пока
не растут апельсины,
пускай ананасы не прижились.
Ладони девчонок
пропахли малиной,
и сыплет
цветы им не плечи
анис!..

ОПЯТЬ МНЕ ВСПОМНИЛИСЬ ЛУГА...

А Волга с утра принахмурилась что-то,
видать, низовой ей опять нагрубил.
А может устала вседневно работать -
ворочать железную тяжесть турбин...
Иль вспомнилась пойма.
Излука в осоке.
Ракиты - гнездовья ватаги грачей.
Стога на лугу.
И корявый осокорь,
что солнце пытался держать на плече...

Срубили деревья.
Грачи отлетели.
И в пойме давно не пасутся стада, -
моря рукотворные в той колыбели
в бетонных пеленках сковала вода...
А зори все те же,
и песни все те же -
про легкую лодочку,
про острова...
И словно возмездие,
словно надежда,
меж каменных плит
прорастает трава...

Я ВИНОВАТ, ЗЕМЛЯ, ПЕРЕД ТОБОЮ...

И сень дерев,
и ласку вод приемля,
я, с совестью своей наедине,
винюсь порой:
не оберег я землю,
топтал ее со всеми наравне.
Крушил леса налево и направо,
рвал безоглядно тихие цветы,
зорил пернатых,
в реки лил отраву -
слепой слуга житейской суеты...
И вот теперь -
сквозь смоги и угары -
бегу к ручью, где чуть жива вода,
где все нахальней,
словно на опаре,
в мазутной тине чавкает беда...
И я спешу:
сажаю лес где можно,
криницы чищу,
птиц кормлю зимой...
А сердце мне
червяк сомненья гложет:
- Вдруг топора
не бросит отпрыск мой?!

ОБЫЧНОЕ УТРО

Я пью зарю,
внимаю певчим птахам,
и кажется:
весь мир наполнен светом!
А рядом зло,
в кумач оправив плаху,
умолкновенье празднует поэта;
а рядом карлик
в бархатной ермолке,
гадая над посланьями пульсаров,
в укрытии,
в неоновых потемках,
тасует карты
атомных пожаров...

А девочка выходит на крылечко,
бяюкая тряпичного кукленка.
И свет зари горит в ее глазенках!
И щебет птах
звучит в ее сердечке!..
И там, где ночью
прятались потемки,
поет,
смеется,
пляшет
лучик звонкий!..

БЕССМЕРТИЕ

Я до края наполнен
тоской миллионов,
в каждой капельке крови -
все соки земли.
Не смотрите,
что выгляжу я утомленным,
что кажусь я обычным...
Я очень велик!
Надо мною не властны
железные птицы,
и огонь,
и вода
всей земли и небес.
Я сожжен в Нагасаки
и - снова родился!
Я распят в Орадуре
и - снова воскрес!
Палачи выжигали мне
звезды на коже,
на морозе водой обливали меня,
зарывали живым,
линчевали...
И что же?!
Вновь пою,
вновь люблю,
вновь работаю я!
Я сажаю цветы.
По руке мне мотыга,
космолета штурвал,
и смычок,
и топор.
В обелисках,
сюитах,
картинах
и книгах
я убийцам своим
написал приговор!
Я не знаю:
в Москве,
в Нью-Йорке,
в Сеуле
иль Мадриде, -
но день этот
скоро придет!
Я зарою, расплющив,
последнюю пулю.
Я -
бессмертный,
которому имя -
народ!

ПО ВЕЛЕНИЮ СЕРДЦА

Так бывает, что подвиг порой - безымянен,
а судьба арьергарда похожа на сказку.
Это позже - найдут где-нибудь на поляне
медальон похоронный иль ржавую каску...
А частенько и этого нет.
Поистлело
снаряженье бойца, и в патроне записка...
Неизвестный солдат!..
Что напишешь не стелле?..
Только слезы дождя
на груди обелиска...
Но нельзя, чтобы подвиг
забвенью был предан,
чтоб прошел незамечен
и сгинул бесследно!..
И без вести пропавшие,
и в санбатах почившие,
но присяге и знамени
не изменившие -
на забыты!
Звезду, что чеканят не ордене -
по указу сердец, по велению Родины -
пирамидки несут
над могилами братскими,
над последнею
вечной пропиской солдатскою...